Республика Хакасия — место, где добывается красивейший, редкий и даже священный для некоторых народов минерал — жадеит. На прошлой неделе в Москве состоялась презентация монографии хакасского писателя Михаила Яковлевича Хроленко «Мир жадеита». Главный редактор этого издания — председатель Комитета Совета Федерации по природным ресурсам и охране окружающей среды, заслуженный геолог РСФСР Виктор Петрович ОРЛОВ — ответил на вопросы «ПГ» о книге про хакасский минерал.

— Книга «Мир жадеита» Михаила Хроленко уникальна и создана на стыке геологии и археологии, ювелирного искусства и литературы. О жадеите у разных народов есть множество легенд, мифов и преданий, которые вошли в эту книгу. Из этого минерала созданы предметы культа, художественные и ювелирные изделия. Он является высокочтимым самоцветом на Тибете, в странах Юго-Восточной Азии, Америки, ему приписывают магические свойства. Я уверен, что эта книга представляет интерес как для специалистов — геологов и минералогов, дизайнеров, историков, служителей культа, так и для широкого круга читателей. Можно и надо гордиться тем, что в России есть два месторождения такого редкого минерала. Именно через такие труды рождается любовь к камню, а через него — к природе и к своей Родине.

Лично для меня выход книги имеет особое значение, потому что оказался востребованным труд моих коллег — геологов. Мне приятно осознавать, что с каждым образцом, с каждым изделием из российского жадеита в наших домах и коллекциях появляется частичка красивейшего уголка России, моей малой родины — Республики Хакасия. Через хребет Борус, где и расположено месторождение, прошел когда-то мой первый в жизни полевой маршрут, как оказалось потом — маршрут в большую геологию.

— Может быть, появление таких книг будет способствовать тому, чтобы геология вновь стала одной из престижных и популярных среди молодежи профессий?
Самой популярной геология уже вряд ли будет — золотой век геологии пройден. Но в каждой стране есть такая часть молодежи, которую притягивает романтика поиска, трудностей и риска, жизни в экстремальных условиях, проверки и открытия самих себя. Кроме романтики и тяжелейших условий работы есть другая сторона — учиться редчайшему навыку прогнозировать объекты, скрытые под землей. Ведь геология — удивительная профессия, позволяющая смотреть в прошлое нашей Земли. Наша задача ответить на классический вопрос: почему руда есть там, где она есть, и почему руды нет там, где ее нет? Возьмем, например, нефтяное месторождение. Оно лежит на глубине до пяти километров, и никто никогда воочию его не видел и не увидит. Рождается это месторождение в прогнозах геолога, в его воображении, осно-ванном на строгих расчетах. Надо заглянуть на пять километров в глубь и сто миллионов лет назад. Соединить опыт и знания, сконцентрировать все в своем прогнозе. А после этого указать точку, где надо бурить. Если расчет подтверждается, это и есть удача для геолога.

— У вас есть особый рецепт, как увлечь человека геологией?
Есть опыт, а рецепт у каждого свой. Надо увлечь человека, дать почувствовать вкус геологии, романтику полевых сезонов. Дальше человек решит сам, его ли это дорога. Ведь в полевой геологии остается один из десяти инженеров-геологов, а из оставшихся лишь один из тысячи становится первооткрывателем крупного месторождения.

Российское геологическое общество, которое я возглавляю, при поддержке Федерального агентства по недропользованию уже много лет курирует всероссийское молодежное геологическое движение, объединяющее около 17 тысяч человек. В большинстве субъектов Федерации есть кружки, секции и общества юных геологов, где дети со школьной скамьи обучаются опытными специалистами азам геологии, изучают минералы, горные породы. Мы проводим всероссийские слеты и олимпиады юных геологов раз в два года, чередуя их.

А что такое слет? Это десять дней полевой жизни, с выполнением заданий и участием в обязательной соревновательной программе. Например, геологические маршруты, водные переправы, поиск ра-диоактивных руд или поиск россыпного золота в реках и ручьях. Все как у настоящих геологов — натуральные полевые условия, обработка полевых материалов, написание геологических отчетов. Слет — это практическая часть, а олимпиада — творческая. Скажу откровенно, далеко не каждый инженер-геолог может ответить на вопросы и раскрыть темы, которые задаются на олимпиадах. Победителей таких состязаний, а это около двадцати человек ежегодно, мы направляем без экзаменов на бесплатное обучение по геологическим специальностям в лучшие вузы страны.

- А как вы сами стали геологом и пожалели ли конда-нибудь о выбранной специальности?
— Я родился в небольшом сибирском поселке. Отец был шахтером, поэтому горное дело знакомо мне с самого детства. А мой дядя — инвалид войны — профессиональный охотник. Он охотился, а я — с ним, в помощниках. А годам к четырнадцати я уже охотился с дядей наравне, как взрослый. Бывало, неделями пропускал занятия в школе. Так что, горное дело, тайга с ее непредсказуемостью, холодные ночевки, азарт добычи, дальние переходы — все это штрихи из детства и юности, которые определили выбор профессии. В 14 лет собрался поступать в Иркутский геологоразведочный техникум, но забраковали по зрению. Так что пришлось доучиться в школе, отслужить три года на Сахалине в армии, отработать в шахте в родном поселке и уже поступить на геофак Томского государственного университета. В июне этого года ровно 40 лет, как я получил диплом инженера-геолога.

Сомнений в выборе профессии никогда не было. Наоборот, была не то что бравада, а гордость, что ты под сорокакилограммовым рюкзаком шесть месяцев в году можешь не только чувствовать себя комфортно, обеспечивать безопасность и жизнь своих подчиненных, но еще и прогнозировать, отмечать на карте наиболее перспективные точки открытия месторождений. Потом по этим рекомендациям сюда придут геологи-поисковики или разведчики, а ты уйдешь дальше, готовить новые площади.

— Есть ли у геологов отличительные черты характера? Как определяете, что «свой брат» — геолог?
— Чувство локтя, взаимовыручка, готовность прийти на помощь в любой, самой экстремальной жизненной ситуации. Это проверено неоднократно. Как-то я застрял в аэропорту на Сахалине. Мне надо было попасть на Камчатку, куда самолеты летали только через Хабаровск, но денег на билет у меня не было. Два дня толкался в аэропорту, не зная, что делать. И вдруг — навстречу идет мужик с нашим геологическим значком, только у меня — на берете, а у него — на штормовке. Сразу вопросы: кто, куда и откуда? Оказалось, его геологическая партия летит в Петропавловск-Камчатский. Он тут же записал меня на их служебный рейс и поставил на питание, что было очень кстати. В итоге я вовремя прибыл в свою экспедицию.

Кто в одной связке работал в тайге, тундре, в горах и в пустыне, кочуя с палаткой, а то и без нее, вдали от всех благ цивилизации, тот знает цену взаимовыручке, надежности, порядочности. Говорят, геологи сродни морякам — по полгода не бывают дома. Это правильно. Только у полевиков нет «кубрика», «камбуза» и отличительной формы одежды.

Надо сказать, что геологических специальностей — около полутора десятков. Из них особая по нагрузке на человека, как бы ее сегодняшнее развитие техники ни облегчало, — работа геологов-съемщиков и поисковиков. Это самый начальный этап подтверждения геологических прогнозов. Он начинается с геологической карты. И чтобы составить карту в масштабе 1 к 200 тысячам, надо, чтобы точка наблюдения, взятые образцы пород с точной привязкой к местности отстояли друг от друга на расстоянии не более 500 метров, а расстояние между маршрутами не превышало 2 километра. Только такая частота сети наблюдения позволит сделать кондиционную карту. И этот маршрут, как бы труден он ни был, геолог должен пройти ногами, ползком, вплавь — как может. А каждая ночевка — на новом месте, и не всегда в палатке (ее же надо на себе нести). В экспедиции все знают свою роль, и инженер грузит в свой рюкзак боль-ше, чем в рюкзак рабочего. А каждая банка бъеденной тушенки возмещается вдвое большим весом отобранных в маршруте проб. В полевой сезон люди раскрываются по-особому и к осени понимают друг друга с полуслова.

Кстати, в Совете Федерации среди сенаторов несколько горных инженеров, прошедших полевую школу. У нашего председателя палаты — Сергея Михайловича Миронова — 19 полевых сезонов. Из команды полевых геологов — Борис Никитович Третяк, Вадим Анатольевич Густов.

— Как вам кажется, геолог и законодатель имеют точки пересечения или это совсем полярные профессии?
— Законотворчество в какой то степени сродни геологической профессии. Проблема в том, что мы далеко не всегда верно просчитываем последствия принимаемых законов — какую пользу или вред может принести та или иная норма закона. Принимая закон или даже небольшую конкретную поправку к нему, законодатели должны мысленно «прокачать», спрогнозировать ситуацию на дальнюю перспективу. Сконструировать будущее — как это будет работать в жизни.

И в геологии, и в законодательстве качество прогнозов проверяет практика, жизнь. Но в первом случае мы несем некие финансовые потери и корректируем модель геологического прогноза, а во втором — потери в десятки и в сотни раз масштабнее. И это не только финансовые потери. Спустя время мы поправляем закон, корректируем и дополняем новыми нормами. Основная масса законов, которые мы принимаем, — это внесение, изменений и дополнений в действующее законодательство. Следовательно, принимая базовые законы, мы не спрогнозировали на начальном этапе ситуацию наперед. Законодательная база должна быть стабильной, долгоиграющей, лишь некоторые законы должны приниматься на определенный короткий период времени.

Беседовала Ирина БАЯНОВА